«Даже служебные собаки почуяли неладное, и жутко завыли»

Начало Великой Отечественной войны. Неразбериха, неопределённость, и 23-летний сержант во главе диверсионной группы. Он не знает, кто эта четвёрка гражданских, не знает, о чём думают два молчаливых и крепких финна. А вокруг безлюдная тундра, и надо принимать решение, от которого зависит не только выполнение полученного задания, но и твоя собственная жизнь.

В октябре 1939 года Николая Макарова призвали на службу в армию, он попал в 82-й пограничный отряд Мурманского пограничного округа. После прохождения курса молодого  бойца был направлен на  7 погранзаставу.

Его воспоминаниями с СеверПост поделился известный мурманский краевед, писатель и историк Михаил Орешета.

Рейд в тыл врага

С ветераном Комитета государственной безопасности и погранвойск Николаем Владимировичем Макаровым мы встретились в конце 1970-х годов в Мурманске, благодаря его сыну Володе Макарову, секретарю Ленинского райкома комсомола.

Макаров старший хорошо помнил и гордился своей службой в Заполярье, работой в службе обеспечения Северного флота.

...В октябре 1939 года Николая призвали на службу в армию, и он попал в 82-й пограничный отряд Мурманского пограничного округа. После прохождения курса молодого  бойца был направлен на  7 погранзаставу.

- Всё было необычно, - вспоминал ветеран, - сопки, снег, полярная ночь. Нас, троих новоиспечённых пограничников, доставили на машине в посёлок Мурмаши. Там пересадили на две оленьи упряжки и со снежным вихрем отправили на вторую комендатуру, на берег Червос-озера. Там стояло здание такое, солидное, двухэтажное, и отдельные домики на берегу замёрзшего озера. Осмотрелся, подумал: ничего, жить можно. Переночевали, а поутру опять в путь. Застава, куда мы прибыли, называлась «Три озера», потому что располагалась между тремя небольшими водоёмами.

Приехали, а там полным ходом стройка идёт. Офицеры и солдаты продольными пилами  пилят брус, и из него достраивается застава, дом на четыре семьи для офицеров, баня, пекарня, столовая и отдельный склад для годового запаса продуктов.

Оказалось, туда продукты завозили зимой на оленях один раз на весь год. Короче, пришлось поработать, но новый 1940 год мы встретили не в палатках, а в тёплом помещении, которое пахло древесной стружкой. До сих пор помню этот запах…

Интересуюсь у ветерана, а как же война - ведь в это время СССР воевал  с Финляндией?

- Да, это было. Стройка стройкой, а охрану границы никто не отменял. Постоянно усиленные лыжные наряды осуществляли патрулирование. Выставлялись специальные секреты, велась разведка. Бывало, с финской стороны постреливали. 14 ноября, ночью до роты финнов атаковали наших соседей, шестую погранзаставу, которая располагалась от нас в 18 километрах, за рекой Лотта. По приказу из комендатуры нас подняли по тревоге. Заняли круговую оборону. Одно отделение ушло на помощь соседям.

Когда подошли, застава уже догорала. Финны погрузили на оленьи упряжки своих раненых и погибших и отступили на свою территорию. В том бою пограничники держались мужественно. Притом, все - и солдаты, и офицеры, и офицерские жёны. Не случайно из восьми награждённых за отражение атаки воинов была одна женщина, прачка.

В мае 1940 года Николай Владимирович был направлен в школу младших командиров  при Мурманском пограничном округе. Опять резвые олени довезли его до посёлка Мурмаши, где пока ещё располагался отряд, потом на машине в Мурманск, на улицу Туристов, в штаб округа, а оттуда в полевой палаточный лагерь на берег реки Роста.

С началом дождливой осени курсантов перекинули в район станции Княжая, в помещения бывшего 73-го погранотряда. Там, в октябре 1940-го, у них принимал экзамены лично командующий округом генерал Синилов. Совершив вот такое путешествие по Кольскому полуострову, новоиспечённый младший командир  вернулся на родную заставу.

- С декабря 1940 по июнь 1941-го  были единственные мирные месяцы моей пограничной службы на заставе. Благодаря командирам у нас сформировался отличный коллектив. На заставе была гармошка, гитара и балалайка. Были отличные танцоры и певцы.
Запоёт белорус - душа открывается, сменит его украинец - свежескошенным полем пахнет!

А красноармеец Илья Пушков такие кренделя выплясывал, что и в городе бы позавидовали. Все мы были хорошими лыжниками, но один парень побеждал даже в Мурманске, на областных соревнованиях «Праздник Севера». Перед брусьями и перекладиной всегда была очередь. Вот так мы жили и служили.

О том, что началась война, пограничники узнали из сообщения по телефону. Перешли на боевое дежурство, но на их участке границы было спокойно.

24 июня из комендатуры пришёл приказ: «На территории заставы вырыть специальные ямы и спрятать в них имущество. Заставе приготовиться к эвакуации».

Это было странно и неожиданно. Выполняя приказ, рыли ямы, закапывали в них любимые музыкальные инструменты, боеприпасы, продовольствие, снаряжение. Годовой запас муки оставили в пекарне. Старшина заставы со слезами на глазах облил мешки соляркой. Моторист Игорь Пойлов, громко матерясь, разбил кувалдой любимый дизель-генератор. От всего происходящего личный состав заставы был в подавленном состоянии.

27 июня  был получен приказ оставить заставу и двигаться на соединение с 6-й заставой. Наступил тяжелейший момент прощания с тем, что создавалось своими руками. С тем, что на протяжении долгих месяцев было смыслом жизни.

Даже служебные собаки почуяли неладное, и, когда по предложению начальника заставы весь личный состав преклонил колени к земле, они жутко завыли.

Пограничники уходили, не зная о том, что немногие из них в октябре сорок первого вернутся обратно. В апрельских боях 1942 года эта застава, уже под номером «третья», совершит беспримерный подвиг. А тогда, в 41-ом, они соединились с соседями и вместе, умело обходя финские засады, сумели выйти в Рестикент, в расположение 82-го пограничного отряда.


Схема боевых действий на Рестикентском направлении в 1941 году.

Потом, в составе сводного отряда под командованием начальника штаба отряда майора Немкова, они пойдут обратно. Разобьют врага  в районе посёлка Усть-Лутто, освободят поселение, где располагалась вторая комендатура, и после кровопролитного боя на высоте Горелая, выгонят незваных гостей за пределы границы. Всё это произойдет не без участия нашего героя.

- Мы были на высоте Ударная. Готовились к наступлению на врага, который занял нашу вторую комендатуру, и в это время появилась информация, что набирают добровольцев в разведку, для действия в тылу противника. Я посоветовался со своим отделением, и восемь человек, вместе со мной, дали согласие.

Нас тут же отправили в Рестикент, в штаб отряда. Там серьёзно побеседовали с каждым. Первыми к нам присоединили четырёх гражданских. Кто они такие, я не знал и, честно, до сих пор не знаю. Потом группу пополнил саам Павел Костылев. Он местный, падунский, хорошо знал эти места.

Еще был карел, который хорошо знал финский язык, и два крепких и очень молчаливых финских парня. Окольно я узнал, что один из них был когда-то капралом финской армии.

Их семьи жили в Финляндии. Готовил нас к заданию кадровый разведчик, капитан Пётр Овчаренко. Только мне, как старшему группы, сообщил о предстоящей задаче.

Надо было выйти на территорию Финляндии и уничтожить базу обеспечения финских пограничников. По имеющимся данным, она располагалась на берегу реки, в 5-6 километрах от нашей границы.

Всем нам выдали гражданскую одежду и продукты на 10 суток. Подготовительная работа велась с каждым по отдельности. Как мне было сказано, моё дело командовать, а когда дело дойдёт до  выполнения задачи, то каждый знает, что ему делать. Мне это не очень нравилось, но раз так, то ладно.

Подготовка завершилась. Нас катером доставили до устья реки Лотта, и я повел группу в район 5-й заставы. Надо было держаться, как можно дальше от занятой врагом реки. На переходах стал замечать, что один из гражданских всё время старается идти не в основном ядре моей группы, а постоянно просится в дозор.

На привалах этот Алексеев, через переводчика всё время о чем-то заговаривал с финнами. Мне это показалось подозрительным. Я вспомнил о том, что Овчаренко предупреждал: «Имей ввиду, Костылев также знает финский, но об этом никто не должен знать кроме тебя».

Под благовидным предлогом я отозвал Павла в сторону и спросил, о чем Алексеев  талдычит с финнами.

Ответ меня озадачил. Оказывается, Алексеев подговаривает финнов на следующем привале убить меня, разоружить пограничников, взять их в плен и уходить к врагу.

… Представьте ситуацию. Начало войны. Неразбериха, неопределенность и 23-летний сержант во главе диверсионной группы только в половине личного состава, которой он может быть уверен. 

Он не знает, кто эта четвёрка гражданских, не знает, о чём думают два молчаливых и крепких финна. А вокруг безлюдная тундра и надо принимать решение, от которого зависит не только выполнение полученного задания,  но и твоя собственная жизнь.

Не подавая виду о том, что он что-то знает, Макаров отправляет в дозор Алексеева с одним из своих пограничников. С их уходом накоротке информирует о случившемся других своих сослуживцев. Потом, через Костылева, общается с финнами.

Они подтверждают факт агитации и выражают свое несогласие с предложением Алексеева. Примерно через час Николай производит смену дозора. Алексеев и его напарник вернулись к группе, сели на кочки и принялись употреблять сухой паек.

В это время пограничники Стёпкин и Бибиков неслышно подошли сзади, схватили Алексеева за руки и связали его. Казалось бы, расстрел и делу конец, но наш сержант поступает иначе. Как позже подтвердилось, очень предусмотрительно.

Под запись он производит допрос. Получает признание Алексеева в государственной измене и, от имени Родины, приговаривает его к расстрелу. Что и было произведено тут же, на привале. Тело изменника положили под валуном, прикрыли его ветками и камнями. Распределив между собой освободившиеся боеприпасы и взрывчатку, группа двинулась вперед.

1941 год. Финские солдаты высаживаются к пирсу поселка Усть-Лутто.

На второй день Макаров вывел своих людей к базе врага, где лоб в лоб столкнулись с финскими пограничниками, и… разошлись без боя.

У Макарова был приказ - по возможности, в бой не вступать, а вот почему не стреляли финны, непонятно. Может быть, их смутила гражданская одежда и финское оружие наших диверсантов? Может быть, очень хотели жить. Кто знает...

В результате, вместо уничтожения финской базы пограничники получили хорошие разведданные о ее расположении, о системе обороны и о постройках, что очень пригодилось в будущих боях.

Обратно разведчики вернулись без особых приключений. На линии границы их встретило наше боевое хранение, проводили в штаб, который к тому времени уже располагался на высоте Ударная.

Сотрудники особого отдела тут же всех изолировали друг от друга. Провели соответствующие беседы и… арестовали. Позже выяснилось - с разницей в сутки по маршруту группы Макарова, в тыл финнам двигалась еще одна группа разведчиков.

Совершенно случайно они остановились на привал как раз в том месте, где накануне был произведен расстрел Алексеева.

Услышали стоны. Достали из-под валуна раненого. Тот показал, что Макаров и его товарищи пошли сдаваться финнам. Он сопротивлялся и его пристрелили. Ему поверили и, сбивая в кровь плечи, на самодельных носилках принесли на высоту Ударная. Свои показания  Алексеев подтвердил и на допросе  в особом отделе…

На второй день состоялись очные  перекрестные допросы всех участников состоявшейся драмы. Ключевую роль в определении истины сыграли записи допроса предателя и приговор, который был подписан всеми участниками диверсионной группы.

Макарова и его ребят освободили из-под стражи и дали возможность отдохнуть. Алексеева отправили в госпиталь, где его вылечили, а потом, уж по настоящему, расстреляли по приговору военного трибунала.

Спустя несколько месяцев Николай Владимирович встретил двух молчаливых финнов в знаменитом на Лоттинском направлении диверсионном отряде Михаила Иутина, а переводчик, который всё знал о готовящемся заговоре, но промолчал, бесследно затерялся на фронтовых дорогах. Мы даже имя его не знаем. Ну и ладно.